ИГУМЕНИЯ ВАРВАРА

Летом 1929 г. на Св. Землю приезжает Валентина Николаевна Цветкова. Приезжает из Ниццы, где в ту пору проживало множество русских эмигрантов - одиноких и, как тогда представлялось, ищущих взамен утраченной родины надежного, но временного пристанища. И по обстоятельствам тех лет судьба этой женщины казалась типичной для особы ее круга. Было ли так оно и на самом деле?

Родилась Валентина в Москве, 2 января 1889 года, в день памяти преп. Серафима Саровского. Будучи дочерью директора Государственного банка России, впоследствии директорa одного из крупнейших частных банков, видного церковно-общественного деятеля и благотворителя Николая Алексеевича Цветкова, девочка получила превосходное образование и полноценное христианское воспитание. Ее духовной колыбелью, как она сама любила говорить, был Кремль, с его старинными храмами, а духовным отцом – владыка Арсений (Жадановский). В юности Валентина совершила паломничество в Оптину Пустынь, где посетила старца Анатолия. На вопрос, к кому ей за советом духовным обратиться, старец сказал: “Пошто приехала ко мне?! У вас в Москве великий муж есть, высокий архиерей в Чудовом монастыре живущий, - владыка Арсений. Его и слушайте, он богомудрый!” Владыка Арсений оказался мудрым духовным наставником. И благословил Валентину уже в ранней юности на путь миссионерства и монашества, предсказав ей будущее расставание с Россией и долголетнее служение Православию в святом Иерусалиме.

По соседству с Чудовым монастырем, в котором обитал владыка Арсений, находился и Николаевский дворец, где жила в то время Вел. княгиня Елисавета Федоровна. От взрослых Валентине часто доводилось слышать об этой удивительной женщине, почитаемой многими москвичами за “ангела-хранителя”. Саму же Вел. княгиню Валентина впервые увидела на открытии мужской Медведниковской гимназии, которую основал в Москве ее отец, Николай Алексеевич Цветков, на средства и по поручению богатых сибирских купцов-золотопромышленников. Тогда же внимание на девочку обратила и Елисавета Федоровна, выделив ее среди прочих детей. Между ними установился контакт, должно быть, и определивший дальнейшую судьбу Валентины. Вскоре после знакомства с Вел. княгиней она получила от нее поздравление и портретную фотографию ко дню своего шестнадцатилетия. В письме к девушке Елисавета Федоровна писала, что вступив в сознательный возраст, человек вступает в жизнь и ему дается возможность самому избрать свой жизненный путь. Путей много, но счастье обретается лишь в евангельской любви к Богу и к людям.

С началом русско-японской войны Вел. княгиня устроила в большом Кремлевском дворце склад и мастерские для фронтовых нужд и помощи раненым, где трудилась сама и своим примером привлекала многих. Любая москвичка, независимо от социального положения и возраста, в любое время могла придти во дворец, чтобы потрудиться там во славу Божию и в помощь ближнему. Приходила и Валентина, что всегда радовало Вел. княгиню. Так у девушки появилась возможность наблюдать истинную устремленность Елисаветы Федоровны, ее христианские добродетели. Втайне Валентина мечтала о ее покровительстве.

Вскоре после коммунистической революции, старец Аристоклий, духовный отец матери Валентины, Лидии Александровны Цветковой (урожд. Трубниковой), за десять дней до своей кончины, а именно 6 августа 1918 года, повторил девушке предначертанье владыки Арсения – расставание с родиной и долгую жизнь в Палестине: “Богом дана тебе способность говорить и писать о том, что полезно для души, особенно в наши времена. И исполнится твое стремление к монашеству, но только далеко отсюда /…/ Там Святая Земля, там много дел будет”.

Из рассказов инок. Елены (с 1934 г. в обители, †2002), Гефсимания 1994 «Матушка Варвара, уже когда игуменией стала, поведала нам одну историю, как однажды с какой-то важной игуменией Еленой вместе к старцу ходила. Кажется, имя старца Анатолия называла. Так вот, заходят они к нему в келью, благословляются, после чего он усаживает игумению на табурет, а нашу Валентину на высокий стул. Тогда смотрит-смотрит на Валентину и говорит келейнику: “Низко сидит, принесите подушку”. – Тот принес, а старец опять недоволен – все еще низко сидит Валентина, и посему вторую подушку от келейника просит. Тот принес. Сидит теперь Валентина уже на двух подушках. Смотрит старец: “Вот теперь хорошо!” Тогда игумения не выдержала и говорит: “Батюшка, да что ж это такое Вы со мной делаете?! Игумения я как-никак. 500 монахинь у меня!...” А он ей: “Эээээа, миленькая, да Вы же и не знаете, где она жить-то будет! И на каком высоком месте!” И тут же к Валентине: ”Поедешь далеко-далеко”. - “Куда, батюшка?” – “Да в Палестину. И очень это хорошо, что ты по-иностранному говорить умеешь, потому что там, где жить будешь – монастырь с нерусской игуменией”. “Так ведь папа в тюрьме, как же мы уедем?!” - “И папу выпустят и вас из Москвы не выгонят, а так вот выпустят (и сделал жест руками, как бы птичку из клетки на волю выпустил). А куда уедешь, там школа будет”. - “Ой, батюшка, а я школу не люблю”. - “Полюбишь. Она же для православных детишек. Никто о них бедных кроме Бога ведь и не подумает! ”»

Пророчество обоих богомудрых мужей – старца Аристоклия и владыки Арсения – исполнилось: находившегося в тюремном заключении Николая Алексеевича внезапно выпускают на свободу, преследования семьи со стороны большевиков прекращаются, и через какое-то время Цветковых уведомляют о возможности беспрепятственного выезда за границу. Однако решиться на этот шаг чрезвычайно трудно, поэтому семья с отъездом оттягивает. Еще теплется надежда, что революция эта, совершенная руками безбожников, есть ни что иное, как чудовищное, но временное недоразумение. И что русские люди, которых враг втянул в круговорот редчайших злодеяний, помрачив при этом их сознание, вот-вот опомнятся, придут в себя и покаятся…

Однако все последущие события в России развиваются далеко не в сторону общественного покаяния, а как раз наоборот – безнаказанность преступлений все более разжигает низменные страсти и инстинкты отпавших от Бога людей. И посему особенно ожесточаются преследования церкви, священнослужителей и самих верующих. Цветковы принимают решение эмигрировать и в 1922 году, в праздник Воздвижения покидают Россию. Валентине на тот момент уже исполнилось 33 года. Приехав в Германию и пробыв в ней три месяца, они переезжают во Францию, в Ниццу, где к тому времени уже сложилась большая русская колония. Наступают тягостные дни изгнания, каждый из которых непременно приносит печальное известие с родины.

В своей семье, где молились много и искренне, Валентина всегда слыла самой большой молитвенницей (из воспоминаний ее сестры, мон. Сергии). Теперь же к молитвам добавилось моление о спасении России и об упокоении душ великого множества российских новомучеников, в числе которых оказалась и Вел. княгиня Елисавета Федоровна, убиенная в Алaпаевске и упокоенная в храме св. равноап. Марии Магдалины в Иерусалиме. Покинув Россию физически, Валентина продолжала жить в ней душой.

По кончине Вел. князя Николая Николаевича в 1928 году, во Францию на похороны приезжает митрополит Анастасий (Грибановский), которого Цветковы знали еще по Москве. Учитывая настроения Валентины и ее тяготение к монашеству, митрополит предлагает ей переселиться на Святую Землю, в Иерусалим: “Там сейчас особенно много работы и посему особенно важно быть”. От него Валентина узнает о бедственном положении русских обителей в Палестине и о последствиях землетрясения 1927 года, принесшим и без того изнуренным от голода и бедствий монахиням Елеонского монастыря еще новые страдания и заботы. Валентина в раздумьях и, конечно же, в этом контексте ей вспоминается и благословение на монашество московского владыки Арсения и предвидение старца Аристоклия - “там Святая Земля, там много дел будет”. За раздумьями приходит и решение – нужно ехать на Святую Землю. И кроме того, наконец-то она перестанет быть эммигрантом, поскольку эта категория людей на Святой Земле отсутствует. Но тяжко болен отец и по уходу за ним матери одной не справиться. Валентина Николаевна извещает об этом владыку, на что тот отвечает: “На все воля Божия”. Весной 1929 года, после смерти отца, она, уже в 40-летнем возрасте, принимает предложение владыки Анастасия и совместно с Еленой Михайловной Крестохович (скончалась монахиней Иоанной в Елеонском монастыре в Иерусалиме) предпринимает попытку получить визу на въезд в Палестину.

Из переписки В. Н. Цветковой с сестрами Еленой и Анастасией Гирс (впоследствии монахини Екатерина и Агния)), Ницца-Париж, 1929 год «/…/ Знаете ли, я скоро думаю покинуть Ниццу. Может на некоторое лишь время, а может и совсем. Ах – если бы вы только знали, что в думах моих теперь. О чем главное мечтаю?! О, если бы помог в этом всемилостивый Господь и пречистая Матерь Его! Если Ему это угодно, то мечты могут стать действительностью. Дальше – молчу. Думаю, что не увидимся мы теперь долго, т. к. мой отъезд в Иерусалим уже окончательно вырешился. Теперь что-то иное, новое начнется. Что-то ждет меня там?! Не знаю, что найду и встречу, Бог явно споспешенствует моему переселению туда. Владыка Анастасий пишет, что зная меня, нисколько не сомневается, что Св. Земля станет для меня второй Родиной. – Меня одно это уже радует, т. к. никогда и нигде иначе не утешусь я без России нашей дорогой.»

По приезду в Иерусалим, владыка Анастасий определяет Валентину и Елену в Елеонский монастырь, где они трудятся на всевозможных послушаниях. Через три месяца Валентину одевают в рясофор и определяют ей уже конкретные послушания – надзор за русским Гефсиманским участком и “царским” храмом св. равноап. Марии Магдалины, устройство огородов и благоустройство территории, прием паломников и гостей, а кроме того, организация оказания необходимых почестей упокоенным в храме новомученицам российским – Вел. княгине Елисавете Федоровне и ее келейнице Варваре. Так пути Господни опять выводят Валентину в непосредственную близость к ее “ангелу-хранителю”.

Сестра Валентина поселяется в помещении под храмом (нынешняя трапезная), где еще со времен Первой мировой войны жили какие-то “неспокойные души”. Было шумно и неудобно. И сами времена были трудными. Палестина находилась тогда под английским мандатом и, по-счастью, Верховный комиссар Палестины, сэр Алан Каннингам, питая особое уважение и расположение лично к митрополиту Анастасию, старался по возможности помогать нашим обителям на Святой Земле. Во всяком случае, не усугублять их и без того трагическое положение.

В 1934 году в Иерусалиме, в храме св. Марии Магдалины, владыка Анастасий совершил пострижение Валентины (Цветковой) с именем Варвара. Из письма мон. Варвары к сестрам Гирс в Париж, Гефсимания. 18/ХII-34 г.

«Вы наверно уже слышали, что меня, недостойную, Господь Всемилосердный сподобил принять пострижение в мантию и теперь я – Варвара. Бесконечно благодарю Господа за это величайшее на земле счастье. Слов нет рассказать о светлой радости этой, о том благодатном мире, который сошел тогда в мою убогую душу. Все стало по другому, по новому. Чувства и мысли стали другими. Это воистину перерождение – порог вечности, новый союз с Христом.»

Вскоре мон. Марию назначили заведующей русским гефсиманским участком в Иерусалиме и хранительницей усыпальницы Вел. княгини Елисаветы Федоровны и ее келейницы Варвары. В помощницы по Гефсимании мон. Марии определили мон. Варвару. После кончины игумении Марии матушку Варвару назначили игуменией. При ней в Общине ничего не менялось – все оставалось так, как было заведено при матушке Марии. Только с посохом она не ходила и на Марию Магдалину подарков не получала, поскольку не именинница. И при ней ничего ни в Вифании ни в Гефсимании не строилось. Считалось, что все необходимое уже построено.

После смерти игумении Марии матушка Варвара продолжала жить в “нижнем” домике, мудро и справедливо игуменствовала пятнадцать лет и на 95 году жизни, 9 марта 1983 года, отошла ко Господу. Произошло это во сне и также, как у матушки Марии, пальцы правой руки ее были сложены для крестного знамения. С легкой умиротворенной улыбкой на лице: “Надо умереть с улыбкой”, - сказала больная старушка …” или “вся наша жизнь должна превратиться в молитву”, - записала будущая игумения Варвара, в то время Валентина Николаевна Цветкова, еще в 1924 году в Ницце, в свой дневник “Лепестки”.

Осталась светлая память у каждого, кого Господь милостиво сподобил быть знакомым с этой удивительной русской женщиной, матушкой Варварой. С ней ушла из Гефсимании живая связь со старой Россией, которую она так любила, никогда не забывала, щедро рассказывала о ней, и о спасении которой постоянно молилась.

Из дневниковых записей матушки Варвары, 1962.

«Все удлинняется заупокойный лист. Столько уходит сверстников и современников. Мы – старое поколение, дореволюционное. Последние, помнящие Великую Россию – Святую Русь – Родину нашу. Кому передадим сокровища незримые? Сокровища былого духа русского. Русского – истинного, самобытного, подлинного! Господи, дай смену, подкрепи старость и сохрани чувства и память твердыми и свежими, чтобы передать родные традиции. Кому? – А кому Ты Сам укажешь. Но не дай им сгинуть, затоптаться и уйти в забытую быль. Невозвратную. Душа болит, и сердце сжимается. Господи! Услыши нас! Возроди Русь! Возроди, обнови! Дохни Духом Святым!